Койко дрожала от опасности, которой подвергала себя, а также тех, за кого несла ответственность, Тёко и своих помощниц: четырех прислужниц, парикмахершу и массажистку. По счастью, они согласились принять незнакомку в свой круг и помочь ей измениться к лучшему, и Акеда после долгой беседы не смог найти ни одного недостатка.
Ах, Кацумата, вы знали, что я ни в чем не могу вам отказать, подумала она. Любопытно, как быстро вам перестало быть нужно мое тело, всего через несколько месяцев, и вы пожелали вместо этого владеть моим разумом и расширять его. Я все еще скована железным обручами, в глубоком долгу перед вами. Без вас и тех знаний, которые вы мне дали, я не достигла бы вершины пика, где нахожусь сейчас, и не смогла бы очаровать величайшего человека в стране.
– Садитесь, Сумомо, – пригласила она. – У нас есть немного времени, прежде чем мне нужно будет уйти. Здесь нас не могут подслушать.
– Благодарю вас.
– Мои слуги переживают из-за вас.
– Пожалуйста, извините меня, если я делаю что-то неправильно.
Койко улыбнулась.
– Прислужницы сомневаются, есть ли у вас вообще язык. Все соглашаются, что вам не мешало бы быть более обходительной, и все понимают, почему ваш опекун хочет, чтобы вы стали лучше.
– Мне нужно стать лучше, – сказала Сумомо с улыбкой.
Глаза Койко прищурились. Молодая женщина напротив нее была по-своему привлекательной, тело гибкое и сильное, лицо не накрашено, цвет юности и здоровья восполнял этот недостаток. Волосы у нее в хорошем состоянии, но их нужно красиво уложить, критически подумала она. Стиль Киото подойдет ей, побольше дорогих масел на руки и кисти, слегка оттенить ее изящные скулы, чуть-чуть добавить цвета губам. У этой девушки хорошие задатки. Мы должны сходить в баню вместе, тогда я буду знать больше, хотя сомневаюсь, что она смогла бы привыкнуть к нашей жизни, даже если бы хотела. – Вы девственница, да?
Она увидела, как девушка вспыхнула, и громко рассмеялась.
– Ах, прошу прощения, ну конечно, вы девственны, я на мгновение забыла, что вы не принадлежите к нашему Миру. Прошу вас, извините меня, но мы так редко встречаемся с чужими, особенно с женщинами-самураями, а иметь одну в своем доме, пусть даже ненадолго, это почти неслыханно.
– Вы всегда нас так называете – чужими?
– Да. Наш Плывущий Мир разделяет нас. Возьмите маленькую Тёко. Скоро ее другая жизнь исчезнет, и она будет знать только мою. В этом состоит моя обязанность: обучить ее и сохранить ее нежной и доброй, приносящей себя в жертву мужским удовольствиям – не по своему порыву. – Глаза Койко глянцево заблестели. – Ведь именно это делает мужчин счастливыми и всем довольными, удовольствие во всех его проявлениях, neh?
– Прошу прощения, я не понимаю, что вы подразумеваете под «проявлениями»?
– О, прошу прощения, это означает различные виды и качества, показать удовольствие во всех его формах и степенях.
– А, благодарю вас, – произнесла она, пораженная. – Пожалуйста, извините меня, но я никогда не знала, что дамы… Плывущего Мира такие… конечно, я предполагала, что они прекрасны, но никогда, никогда не думала, что они могут быть так прекрасны, как вы, и никогда даже не представляла себе, что они могут быть так хорошо образованы и совершенны во всем. – За те несколько дней, что она провела здесь, Сумомо слышала, как Койко поет и играет на сямисэне, и ее вдохновило несравненное исполнение и репертуар – она сама играла на сямисэне, совсем немного, и знала, как это трудно. Она слышала, как Койко учила Тёко искусству хокку и других видов поэзии, учила обыгрывать фразу, рассказывала о шелках, о том, как их изготовляют, об основе и утке и других тайнах ремесла, о начале истории и прочих столь же чудесных вещах – широта ее знаний была огромна. Сумомо почтительно поклонилась. – Вы поражаете меня, госпожа Койко.
Койко тихо рассмеялась.
– Учение – самая важная часть нашей работы. Легко удовлетворить тело мужчины – этот восторг столь мимолетен, – но трудно доставлять ему удовольствие бесконечно долгое время, интриговать его и сохранять его расположение. Это должно исходить из чувств разума. Чтобы достичь этого, необходимо заниматься крайне тщательно. Вам тоже следует начать делать это.
– Когда можно восхищаться цветами вишни, кто станет смотреть на морковную ботву?
– Когда мужчина голоден, он ищет морковь, а не вишневый цвет, а голод он испытывает чаще, чем бывает сыт. – Койко ждала с лукавым интересом. Она увидела, как Сумомо опустила глаза, не зная, что сказать.
– Морковь – это пища крестьян, госпожа Койко.
– Вкус к ягодам вишни нужно развивать, как и к ее цветам. Вкус моркови может иметь самые разные оттенки, если ее приготовить подобающим образом. – Снова она выжидательно замолчала, но Сумомо по-прежнему не поднимала глаз. – Отбросив загадки, чтобы они не сбивали вас с толку, я скажу, что в действительности не плотских утех ищут мужчины в нашем Мире, но возвышенной любви – нашего самого запретного плода.
Сумомо была поражена.
– Запретного?
– О да, для нас. Он отравлен, этот плод. Мужчины ищут любви и в вашем Мире тоже, и вам она не запрещена, не правда ли?
– Правда.
– Ваш будущий супруг такой же, как все, он тоже ищет высокой любви, везде, где ее можно найти. Будет лучше, если он найдет ее дома – столько, сколько вы сможете ему дать, и так долго, как только сможете. – Койко улыбнулась. – Тогда у вас будет и вишня, и тонко приготовленная морковь. Оттенков вкуса можно добиться без труда.
– Тогда, пожалуйста, научите меня.
– Расскажите мне об этом человеке, вашем будущем муже.
– Его зовут Ода, Рокан Ода, – тут же ответила Сумомо, используя вымышленное имя, которое ей дал Кацумата. – Его отец госи… и он родом из Канагавы в провинции Сацума.
– А ваш отец?
– Все, как я говорила, госпожа Койко. Он из ветви Фудзахито, – сказала она, воспользовавшись своим новым именем, – он тоже живет в деревне неподалеку и тоже госи.
– Ваш опекун говорит, что этот Рокан Ода важный человек.
– Он слишком добр, госпожа Койко, хотя Ода-сама сиси и принимал участие в нападении на князя Андзё у ворот замка Эдо, а также убил старейшину Утани. – Кацумата сказал ей, что безопаснее говорить правду, где это возможно, тогда меньше лжи приходится запоминать.
– Где он сейчас?
– В Эдо, госпожа Койко.
– Как долго вы хотите пробыть со мной?
– Что касается меня, госпожа Койко, то так долго, как смогу. Мой опекун сказал, что в Киото мне грозит опасность. Домой я вернуться не могу, отец сердит на меня, как он вам рассказывал, так же как родители Оды-самы сердиты на него, прошу прощения, из-за меня.